Новая неопределенность: почему «мягкие» санкции США все-таки опасны
Очередной раунд санкций не создает немедленных рисков, однако в долгосрочной перспективе сдерживает развитие страны и дает дополнительные аргументы сторонникам закрытия российской экономики, считает главный экономист «Эксперт РА» Антон Табах
Как это часто бывает, известное решение значительно лучше неопределенности. Опытные сидельцы рассказывают, как радостно им становилось при объявлении приговора — появлялась плохая, но определенность. Ну а если еще и приговор менее суров, чем ожидалось, то это совсем хорошо.
Игра на слухах
Разговоры о новых американских санкциях, начавшиеся с момента смены администрации в январе, крайне негативно влияли на российский рынок. Рубли и ОФЗ бурно реагировали на каждый слух в международных СМИ. Госдеп и Белый дом поддерживали саспенс рассказами то про «адские санкции», то про налаживание отношений. Когда 15 апреля появился долгожданный указ президента Байдена, раздался вздох облегчения, да и рынки отпустило — неопределенность резко сократилась. Точнее, она стала иной.
Если убрать риторику с обоснованиями принимаемых мер, сами наложенные санкции были ожидаемыми или даже более мягкими, чем те, что были на слуху в последние недели. В санкционный список попали ряд крымских чиновников достаточно невысокого уровня, а также симферопольское СИЗО. Вероятность наличия у них американских активов любого уровня едва ли не меньшая, чем счета в российском банке у сотрудников Госдепа и Минфина США. Анафема ряду компаний, связанных с технологиями компьютерной безопасности, создает проблемы и им, и российским продуктам в этой области, но не они первые попали под раздачу. Высылка дипломатов, достаточно вежливая и без снижения количества сотрудников, тоже довольно безобидный дипломатический демарш — консульства не закрывают, да они по случаю пандемии все равно толком не функционируют. Риторика Байдена была тоже традиционной: коктейль из жестких заявлений для внутренней аудитории и дипломатичных сигналов — для внешней.
Санкции исподтишка
Реально в санкционном указе важны три пункта. Первый — это запрет американским компаниям (не физическим лицам и, скорее всего, не американским хедж-фондам, обычно зарегистрированным не в США) с 14 июня покупать облигации напрямую у Минфина, Банка России и ФНБ (не очень понятный запрет, так как фонд не является юридическим лицом и своих операций не ведет). Похожий запрет, даже более широкий из-за ограничений расчетов в долларах при выпусках, действует для российских еврооблигаций с 2018 года, результат — новые займы проводят в евро или других валютах. На первичном рынке российского долга американских банков практически не было еще до массового ухода нерезидентов, вторичный рынок указ не затрагивает. Ресурсы Банка России позволяют поддержать ликвидность, а слабый рубль в комбинации с комфортными ценами на экспортные товары так наполнил российское казначейство, что заимствования можно на какое-то время прекратить или обойтись отечественными и не боящимися санкций иностранными инвесторами. То, что рынок ОФЗ сразу же показал рост, а рубль отбил почти все потери, хорошо показывает отсутствие немедленных рисков.
При этом включение первичного рынка ОФЗ в санкционный список повышает общую токсичность российских активов, а особо ретивые комплаенс-менеджеры будут стараться их избегать — как бы чего не вышло. Поэтому возврат нерезидентов после стабилизации ситуации на рынке будет более медленным и печальным, чем, например, в 2018-м. Объявленный как раз в день выхода санкционного указа уход Citigroup из розничного бизнеса в России так же, как и недавнее закрытие офиса Morgan Stanley, показывает, как регуляторные риски снижают привлекательность России — даже при хорошей марже в корпоративном и розничном бизнесе.
Второй опасный момент — фраза из санкционного указа о предоставлении «правительству», то есть Минфину и Госдепу, полномочий налагать новые ограничения на российский суверенный долг распоряжениями более низкого уровня, чем президентский указ. Это создает постоянную угрозу санкций «исподтишка», хотя для российского долгового рынка дальнейшая эскалация пока маловероятна. Например, запрету на владение ОФЗ в целом мешает лоббизм американского финансового сектора.
Наконец, третий «подарок» — расширение поля для секторальных санкций на технологический сектор. Что будет в реальности — не очень понятно, но такое расширение плохо само по себе.
В целом новый раунд санкций не создает немедленных рисков, однако в долгосрочной перспективе он работает как вериги на российской экономике и финансовом секторе. Расширение санкций требует новых усилий для подстройки к ним, токсичность или подразумеваемая токсичность российских активов повышает стоимость заимствований или мешает проводить сделки, снижая тем самым возможности для привлечения инвестиций и экономического роста. А также добавляет веса в российской политике сторонникам «опоры на собственные силы» — отечественной версии северокорейской «концепции чучхе».
